Имя Филиппа Чижевского хорошо знакомо каждому, кто интересуется музыкальной жизнью столицы и следит за значимыми постановками современности. Талантливый дирижер, получивший в 2019 году «Золотую Маску» за «Триумф Времени и Бесчувствия», известен экспрессивностью, точностью и вместе с тем оригинальностью исполнения музыкальных произведений. По мнению критиков, Филиппу Чижевскому и его ансамблю удается переосмыслить музыку барокко, каждый раз демонстрируя чистоту настоящих старинных инструментов, легкость звучания и смелость музыкальной интерпретации.
В первом отделении концерта в Большом зале консерватории прозвучат песни знаменитого английского лютниста Джона Доуленда и антемы Пёрселла. Джон Доуленд – поп-звезда средневековья, Элвис Пресли XVI века. Его часто называют прародителем британской поп-музыки, так как именно ему удалось кардинально изменить музыкальную традицию. Лютнист не стеснялся обращаться к культуре повседневности английского общества и активно следовал модным трендам в своей лирике, главным из которых была склонность к меланхолии. Его музыка была рассчитана на массовую аудиторию, и многие из песен Доуленда в конце 1500-х и начале 1600-х годов переиздавались по несколько раз. Помимо песен Доуленда, на концерте прозвучат антемы Пёрселла. За свою жизнь английский композитор написал около 70 антем, в основном, работая органистом Вестминстерского аббатства и королевской капеллы. В произведениях Пёрселла сочетаются контрапунктическое мастерство, выра¬зительность гармонии, отчетливость авторской интонации и непревзойденное чувство английского языка.
Во втором отделении концерта слушатели смогут услышать Симфонию № 45 фа-диез минор («Прощальную») Йозефа Гайдна, написанную для капеллы и домашнего театра венгерских князей Эстерхази. Эта симфония 1772 года выделяется из всего творчества Гайдна. Необычна ее тональность, редко использовавшаяся в то время. Не характерен для того периода и одноименный мажор, в котором симфония завершается. Но самое уникальное — медленное завершение симфонии, дополнительное адажио, следующее за финалом. Такой небывалый финал всегда производил неотразимое впечатление: «Когда оркестранты начали гасить свечи и тихо удаляться, у всех защемило сердце… Когда же, наконец, замерли слабые звуки последней скрипки, слушатели стали расходиться, притихшие и растроганные…», — писала лейпцигская газета в 1799 году. «И никто не смеялся, ибо это вовсе не для забавы было написано», — замечал позже Шуман.